«Подвижность» границ между философией и наукой заключается не в том, что некоторые философские суждения становятся научными. Просто множество явно научных (хотя, может быть, и не принимаемых за таковые) суждений ранее озвучивались философами (а кем же еще, если наук еще не было). Покидание философии такими суждениями означает не смену их статуса, а просто попадание в свою область при формировании соответствующей науки. В качестве примера можно привести, скажем, идею атомизма.
А критерий, по которому можно изначально сепарировать научные и философские суждения вполне прост: потенциальная проверяемость/опровергаемость. Скажем, суждение «вещество состоит из маленьких частиц» явно подразумевает возможность верификации, фальсификации, то есть возможность получения эмпирического ответа. А, к примеру, протагоровское «человек есть мера всех вещей» было и всегда останется философским суждением – оно не подразумевает эмпирической проверки, опровержения или подтверждения.
У суждения всегда имеется предмет суждения. «Разум эманирует в материи» и «соль в растворе выпадает в осадок». Нужно очень постараться, чтобы не отличить то, что есть лишь форма мышления, от того, что можно проверить. Если я говорю о том, что находится «за углом» (в растворе, звездном небе, у меня в желудке и пр.), это можно проверить. Если я говорю о своем мышлении, о соотношении категорий мышления – мол, я отличаю сущность от смысла – то что здесь проверять? За какой угол надо завернуть, в какой теле-микроскоп посмотреть, чтобы убедиться в объективности данного различия?
Конечно, проблемы существуют, и нет однозначной демаркационной линии между философией и наукой, но констатировать принципиальное отличие их ядер мы просто обязаны. Чтобы не впасть в тавтологию с яблоками и грушами. И если вы проанализируете историю философии, то не найдете философского суждения, которое потом превратилось в научное. Повторю, следует отличать изначально научные суждения, высказанные философами, от философских.