Допустим, я скажу: рациональность человеческих проявлений (действий, текстов, мыслей) происходит от человеческого разума. И что? Какая проблема решена? Лишь поставлена новая: а все ли проявления человеческого (и высшего) разума рациональны? Тут еще надо вспомнить Канта и Гегеля с их разделением разума и рассудка – и понеслось-поехало... Повторю, ответ на вопрос, что есть рациональность, никак не зависит от решения гораздо более сложной проблемы об источнике рациональности.
Про рациональность действий и разумность животных ответ простой: да, их действия рациональны, то есть полностью подпадают под указанные мной критерии. Но из этого никак не следует утверждение о разумности животных. Как из предельно рациональных действий робота не следует вывод о его разумности. Рациональность рефлекторно-инстинктивного (запрограммированного) поведения конкретного животного не исходит от функционирования его персональной нервной системы, источником этой рациональности является, образно говоря, разумная деятельность природы – высший разум. Повторю: источником рационального поведения конкретного животного, так же, как и человека, является разум, но не персональный, а распределенный. И поэтому, естественно, единичное животное невозможно назвать разумным.
Часто, говоря о рациональности, подразумевают творящий (творческий) разум, именно в гегелевском смысле: разум, отличаемый от рассудка. Да, этот разум является высшим проявлением человека, источником и художественного, и научного творчества. Понятно желание связать этот разум с красивым понятием «рациональность». Однако я бы высказал два существенных «но»: (1) это только для европейцев рациональность связана с чем-то безусловно положительным, однако мы не можем отказывать «востоку» в разумной (хотя уж точно не рациональной) мудрости; (2) существует устоявшаяся традиция считать европейские мистику и искусство иррациональными – и тут опять же у меня не повернется язык назвать их (мистику и искусство) неразумными. Отождествление разума и рациональности смазывает проблему творчества, вернее, проблему отличения научного (рационального) творчества от художественного (нерационального). Приписывание разуму исключительной рациональности неизбежно вытесняет иррациональное из области мышления, за пределы разумного. И тут получается либо терминологическая неразбериха: а что считать иррациональным? Либо вульгарнейший рационализм, вообще не признающий иррационального.
Кстати, церковь (именно церковь, а не религия) беспредельно рациональный институт. Церковные правила не более и не менее рациональны, чем правила дорожного движения: те, кто им строго следуют, поступают рационально. Здесь главное различать церковную рациональность и иррациональность веры и поступков, продиктованных истинной религиозностью, а не ритуалами.
Многие смешивают, путают рациональность явлений с рациональностью источника, субъекта этих явлений. К примеру, в вопросе о разумности животных: инстинктивные действия животных рациональны, но не сами животные, поскольку не они являются источником этой рациональности. Так и с государственными институтами: они по определению рациональны, по сути своего происхождения и устройства – но частные проявления этих институтов вполне могут быть иррациональными. Однако и это все относительно: иррациональным объявляется то, рациональность чего не понята. Или часто нерациональными объявляют внешне бесполезные действия, скажем, того же государственного института или чиновника, хотя они вполне могут быть полезны этому институту или конкретной персоне и еще как рациональны. Та же ситуация и с религиозными обрядами: их бесполезность для кого-то, влечет за собой вывод об их иррациональности. Но множество людей так не считают – для них ритуалы абсолютно рациональны, осознанны, целесообразны, полезны и пр. И если бы, скажем, религиозный человек в процессе крестного хода вдруг остановился, развернулся и пошел в другую сторону – вот такое его действие следовало бы признать ничем не обоснованным, алогичным, идущим в разрез со сложившимися в его кругу правилами, то есть иррациональным.