Вот искренне не понимаю, зачем вам нужна вера в истинность философских систем? Ну, это как верить, что есть только одна гениальная симфония, а все остальные и не музыка вовсе. Разве творческий порыв при создании собственной философии, расширение/приращение собственного понимания не являются достаточным основанием, исчерпывающей целью и полноценной наградой в познании? Плюс бонус в виде сотни-тысячи признавших/понявших.
Вот искренне не понимаю, зачем вам нужна вера в равноправность философских систем? Ну, это как верить, что все гениальные симфонии равноправны, а все остальные возможности – иерархия симфоний или синтез всех симфоний в одной – это не музыка.
Итак, если я верю, что все гениальные симфонии равноправны, то этим именно и утверждаю, что все они музыка, включая гениальную «синтетическую». В отличие от противоположной позиции, когда вера в гениальность/истинность одного произведения автоматом констатирует неистинность/немузыкальность других
Далее, вера в равноправность гениальных симфоний не отрицает, а именно утверждает возможность и необходимость иерархии симфоний: ведь, согласитесь, какая может быть иерархия, если симфония одна? – для иерархии требуется несколько больше. То есть, если для меня существует не одна-единственная гениальная симфония, а много, то только тогда появляется возможность построения их иерархии.
Потом, какая разница, «синтезирована» симфония из многих или сочинена с ноля – это все равно симфония. Так же, как метатеория в философии все равно является теорией, и все теории в той или иной мере являются метатеориями по отношению к своим предшественницам. И для признания гениальности симфонии не имеет никакого значения, она сама по себе или «синтетическая» – она всегда просто музыка: плохая или хорошая, а может быть и гениальной. То есть, опять же, признание множественности гениальных симфоний ничуть не отрицает наличия среди них «синтезированной».
Отдельно стоит вопрос о единственности гениальной «синтетической» симфонии. Можно рассуждать так: если гениальная «синтетическая» симфония есть лишь симфония, то утверждение ее единственности возвращает нас к моему исходному вопросу: а что, все остальные симфонии не музыка? Если кто-то напишет еще одну гениальную симфонию, мы должны отвергнуть ее только по причине того, что у нас уже есть одна синтезировавшая все предыдущие. Что, писать новые следует запретить? Или мы должны предположить, что некто может осуществить такой синтез, что у всего человечества разом пропадет музыкальная фантазия и философское мышление, и мы вечно будем слушать-переслушивать одну мелодию и читать-перечитывать одну книгу?
Вот и ответ на вопрос о равноправности разных гениальных симфоний и истинных философских систем: мне хотелось бы, очень хотелось бы верить, что мир настолько богат и разнообразен, что несводим к одной мелодии и одной плоской логической системе, мне хотелось бы смотреть на него, слушать его, понимать его не только своими глазами, ушами, умом или глазами, ушами, умом кого-то одного другого, пусть и гениального, а и иметь возможность выбора, иметь возможность ощутить полноту разнообразия.