Как соотносится мышление и логика?
В этом вопросе есть два аспекта: чисто логический и философский.
Для логики ничего не существует вне вербальной области. Как и откуда рождается текст (знаковая система, рассуждение), ее не волнует: она берет текст каков он есть и анализирует его на предмет истинности/ложности отдельных суждений. Поэтому и вопрос о природе мышления, то есть того, что продуцирует текст, не имеет ответа в пределах логики.
Можно, конечно, как делают некоторые, называть мышлением внутреннее проговаривание текста и следом заявлять, что предметом логики является мышление. Но тут есть сложный момент: для логики не может существовать разницы между письменным, устным и внутренне проговариваемым текстом. Логическая природа текста не меняется от того, в каком виде он существует: в виде букв на бумаге, сотрясения воздуха или внутренней речи. Тогда получается, что если «внутренний» текст считать мышлением, то и его запись на бумаге также следует называть мышлением – по крайней мере, в пределах логики. Однако все же мы привыкли, что мышление – это то, что в голове. Поэтому, если выбирать из двух вариантов использования термина «мышление»: (1) мышление есть текст и (2) текст есть продукт мышления, – то я остановился бы на втором. Просто из соображений различения, неотождествления двух понятий: текст и мышление. То есть на вопрос «а откуда берется текст?» вполне логично отвечать: «из головы, из мышления». Или на вопрос «что является продуктом мышления?» отвечать: «текст». Все вроде согласно устоявшейся языковой практике.
Итак, для логики нет разницы, где находится ее предмет, нет разницы между внутренним и внешним говорением, суждением, между «в голове» и «на бумаге» – для логики все это лишь и только лишь текст. А мышление? А мышление – вне логики. И как бы мы ни определили мышление – вербальное оно или невербальное, – оно в любом случае вне логики. Если принять, что мышление невербально, то оно не является предметом логики как не представленное в виде однозначной знаковой системы. А если принять, что мышление вербально, то для логики (именно для нее) оно неотличимо от текста – и нет никакой необходимости произносить слово «мышление». То есть, как ни крути, предметом логики является только текст.
А вот вопрос про вербализацию, то есть про процесс перевода нечто из невербальной формы в вербальную – это уже не предмет логики, это вотчина философии. И тут огромное множество нюансов.
Если уж мы ставим проблему вербализации, значит, признаём, что кроме продукта – текста – мы имеем дело и с нечто, что мы переводим в текст. И понятно, что это нечто уж всяко не текст. Иначе и самой проблемы не было бы. Ведь невозможно вербализацию представить как перевод текста в текст, как чтение некой смутно различаемой вывески на задней стенке черепа. Иначе как объяснить трудности с подбором слов при говорении? Значит, говоря о вербализации, нам следует признать, что у нас в голове есть нечто такое, что однозначно не является текстом, что мы пытаемся различить своим внутренним взором для того, чтобы хоть как-то передать словами. Да еще нервничаем, злимся, когда это не удается: либо плохо различаем очертания этого нечто, либо просто не находим подходящих слов...
Ну тут, конечно, понятно, что традиционно мы это ускользающее нечто называем словом «мысль ». Мысль, которая приходит и уходит или навязчиво постукивает в голове, а мы все не можем ее вербализовать, сформулировать, облечь в слова. А когда вдруг это удается, радуемся как дети похожести мысли и слов, в которые нам все же удалось ее облечь. Стали бы мы так радоваться, если бы мысль изначально существовала в нас в виде текста, а мы лишь произнесли ее вслух, если бы мысль и текст были одним и тем же?
Можно приводить еще много примеров, подтверждающих, что то, что мы называем мыслью – мыслью как таковой, а не ее словесным воплощением (хотя последнее мы тоже часто называем мыслью) – предшествует тексту, живет вне текста и лишь частично, не полностью в нем фиксируется.
Ну а некий процесс смены мыслей (невербальных), все это месиво, конечно же, следует назвать мышлением. Что мы можем о нем сказать? А ничего – как о том, что больше нас. Что можно сказать о том, что само порождает наше говорение. Как можно понять само понимание? Поиском ответом на эти вопросы и занимается философия, а не логика. Для многих – пустейшее занятие: пытаться мыслить свои мысли.
Тут, конечно, следует заметить, что очень редко мы можем в своей голове наблюдать чистый поток мыслей, чистое мышление. Обычно это не поток, а маленький ручеек еле-еле пробивающийся через теснину слов. Человек постоянно что-то говорит-говорит-говорит, и за гулом внутренней речи обычно уже не прослушиваются мысли. И в конечном счете они покидают голову такого человека. После этого он уже не занимается вербализацией – ну нет в нем того субстрата, который предшествует говорению. Он лишь повторяет заученные фразы или называет предметы, которые видит – читает вывески. А поскольку, он считает себя человеком разумным, мыслящим, то и свой непрерывный словесный поток называет мышлением. Но понятно же, что это не то мышление, которое мы определили как творящее текст – этот поток ничего не порождает, он бесплоден.
А как мыслит человек способный творить – творить текст? Его внутренняя речь медленна, осторожна – не дай бог вспугнуть мысль, ее надо приманить словами: так-так, давай-давай, ну же, вот.. вот!. – и вот рождена новая фраза (философская, поэтическая, научная).
Но это все лирика. А есть и логика. А логика нам говорит, что логическим путем невозможно получить принципиально новые суждения. Доказать, что уже существующие истинны или ложны – пожалуйста. А вот новые – никак. Новое приходит не из логики. Посмотрите предыдущий абзац – где там логика? Где там исходные посылки, где вывод и итоговое «что и требовалось доказать». «Что и требовалось доказать» бывает только тогда, когда уже ясно, что надо доказывать, когда уже все доказано. А само доказательство всегда рождается вне логики, вылавливается из мышления.
Я, конечно, далек от мысли запрещать людям называть свое речевое недержание мышлением. Ведь по сути, все, что они повторяют, когда-то было рождено чьим-то мышлением. И все, что они говорят, впоследствии в чьей-то голове выкристаллизируется в очередную новую мысль. Он нарядит ее в слова. Красивую такую. В строгие такие. Но мысли долго не живут – остается лишь оболочка, тиражируемая, проговариваемая, замусоливаемая.