Даосская притча:
Вдоль всего плетня, окружавшего птичий двор, расселись ласточки, беспокойно щебеча друг с другом, говоря о многом, но думая только о лете и юге, потому что осень стояла уже у порога – ожидался северный ветер.
Однажды они улетели, и все заговорили о ласточках и о юге. «Пожалуй, на следующий год я сама слетаю на юг», – сказала курица. И вот минул год, ласточки вернулись. Минул год, и они снова расселись на плетне, а весь птичник обсуждал предстоящее отбытие курицы.
Ранним утром подул северный ветер, ласточки разом взлетели и, паря в небе, почувствовали, как ветер наполняет их крылья. К ним прилила сила, странное древнее знание и нечто большее, чем человеческая вера. Высоко взлетев, они оставили дым наших городов.
– Ветер, пожалуй, подходящий, – сказала курица, расправила крылья и выбежала из птичника. Хлопая крыльями, она выскочила на дорогу, сбежала вниз с насыпи и попала в сад.
К вечеру, тяжело дыша, она вернулась обратно и рассказала обитателям птичника, как летала на юг до самого шоссе и видела величайший в мире поток машин, мчащихся мимо. Она была в землях, где растёт картофель, и видела питающие людей злаки. И наконец, она попала в сад. В нём были розы, прекрасные розы, и там был сам садовник.
– Потрясающе, – сказал весь птичий двор. – И как живописно рассказано!
Прошла зима, прошли тяжёлые месяцы, началась весна нового года, и опять вернулись ласточки. Но птичий двор ни за что не соглашался, что на юге – море. «Послушайте нашу курицу!» – говорили они.
Курица теперь стала знатоком. Она-то знала, как там – на юге, хотя даже не ушла из городка, а просто перешла через дорогу.
Как знает Рорти, как знаем и мы с вами, нет истинных философских теорий или все теории являются таковыми (истинными) по факту своего появления. Проблема лишь в нашем согласии или несогласии с ними. Вас удовлетворил рассказ Рорти о том, что он видел, перебежав через дорогу, – вы где-то так и сами все представляли. Но философия не пересказ виденного (хотя без текста нет философии), а само беганье на ту сторону. Вот вы бы взяли и рискнули пробежаться – а вдруг там не совсем так, как описал Рорти? Гарантирую вам, однозначно не так. И не то, чтобы Рорти что-то напутал, не разглядел, а просто там все (!) всё видят по-разному. Одинаковы лишь пересказы, тиражируемые на этой стороне для тех, кому страшно или лень бегать. Я говорю об элементарном эмпирическом и здравосмысленном факте: не может быть двух одинаковых философов (как, скажем, и художников, поэтов, композиторов). Второй, пересказывающий, не может считаться философом – максимум пропагандистом, тиражирующим идеи первого. Совпадения могут быть только у поклонников, почитателей-читателей, эпигонов.
А философы видят разное: одинаковость исключена, поскольку то место, куда они ходят, располагается в них же самих. Обычно это гораздо дальше, чем через дорогу. Попробуйте сходить-написать и поймете, что ваш текст не может совпасть с написанным Рорти или кем бы то ни было еще. А если вам изначально ясно, что это будет как у Рорти, то и ходить незачем. Зачем повторять уже известное, сказанное?
А ваша близость с Рорти вполне понятна: прагматизм, с одной стороны, это сокрушительное оружие против любой (!) философии, с другой – безупречная броня в виде уверенности в собственной полезности. Но, к сожалению, прагматизм – этот турнирный рыцарь с большим пером на шлеме – бесплоден, его максимальное предназначение – гарцевать перед публикой. Там, где возникает слово «польза» (в любом ее виде, в любой трактовке), философии быть не может. Полезным может быть все, что угодно, но только не продукт философского творчества. Прагматизм в философии – это не философия, а приживание при ней. Не отрицаю, прагматизм может быть и искренним, самозабвенным, но он всегда бесплоден, как это ни странно звучит по отношению к «полезному» направлению в философии. Хотя тут все понятно: прагматизм (особенно прагматизм Рорти) направлен не на созидание, а на демонстрацию бесполезности всего, кроме него самого.