Что значит мыслить? Не интересоваться этим – значит проявлять философскую недобросовестность или... лень. Читать «Парменид».
«Что значить мыслить?». Вообще, это основной вопрос философии. Нет в философии проблем вне этого вопроса. То есть, по сути, если мы говорим, что человек философ, что он философствует, мы имеем в виду одно: он задался вопросом «что значит мыслить?». Конечно, не в психофизиологическом смысле. А в чистом: как я могу помыслить свое мышление? Как я могу мыслить Я? Что значить мыслить Мир? Что значить мыслить Единое? и т.д.
Поэтому отсылка к «Пармениду» выглядит нелепо. Тут надо отсылать ко всем сразу. Или, по-вашему, Кант не мыслил «что значит мыслить»? Декарт, Спиноза, Гегель, Хайдеггер и пр. – ни-ни? Один только Платон мыслил мышление. Да?
И над всем царит Одно, Которое все из себя порождает и во всем присутствует.
Это очень показательный образ. Вы можете пальцем показать, где оно царит? Где оно это «Одно»? Над? Над всем? То есть мне надо задрать голову вверх, чтобы его увидеть? А если я в Австралии? Или все же следует ткнуть пальцем в лоб? Да тут еще и не всякий лоб подойдет. Миллионы людей на вопрос об «одном» без раздумий укажут вам на одно яблоко. Я более чем уверен, что то Одно, которое мыслится там, не совпадает с моим Одно. Слово, конечно, одно. А вот тождественно ли то, что мы им обозначаем, то, что в наших головах? У нас с вами точно не совпадает. Исходную фразу я бы скорее записал так: «И над всем царит Единое, которое все из себя порождает и во всем присутствует». А другие подставили бы слова: Абсолют, Бог, Брахман, Нагваль и т.п. И я не уверен, что здесь уместна отсылка к терминологической проблеме, типа все мыслят одно и то же, но называют Одно по-разному. Думаю, все гораздо сложнее.
Можно, конечно, сослаться на Платона: мол, читай и узришь то единственное «одно», которое только и есть Одно – одно на всех (мы за ценой не постоим). Но это не серьезно. Даже до банального не серьезно. Конечно, можно еще отыскать философствующих, которые заверяют, что они-то точно понимают Платона, что они одни знают, что мыслил Платон под Одним, и что все, кто интерпретирует более чем двухтысячелетний текст по-другому, ошибаются. Надеюсь, вы не из таких?
Конечно, не все так просто. Проблема мышления, а тем более мышления мышления, то есть философского мышления, не решается тыканьем пальцем в лоб. Так она только ставится. Указание на голову имеет лишь негативный смысл: неуказания «над-под-справа-слева», то есть констатации отсутствия мыслимых объектов в пространстве. Ну и понятно, что эти мыслимые объекты не кишат в черепной коробке, как головастики в банке. Мы их и там не найдем, как не нашли ни над, ни под.
Как бы мы ни мыслили, мы придем к выводу, что мысли существуют где-то вне нашей головы, вне наших пространственных границ и вообще вне пространства. Объективно? Ну, типа того (не вдаваясь с тонкости понимания объективности). Но из констатации существования этого мира мыслей, мира идей никак не следует, что он (этот мир) нам дан непосредственно, что, мысля Одно, мы мыслим одно и то же. Тут совсем как с пространственными вещами: наша мысль «Одно» есть не объект Одно из мира идей, а наш образ Одного – так наше видение красного стола есть лишь наше чувственное восприятие, которое не поддается сравнению с «красным» соседа по столу.
Но тут же следует отметить и существенное отличие вещей (пространственных объектов) от мыслей (непространственных). Из вещей мы можем соорудить такую вещь, которая может сама (практически без нас) обнаруживать другие вещи – такие вещи мы называем приборами. Скажем, спектрограф нам может точно выдать цвет стола: «красный». И мы (зрячие и незрячие, дальтоники и нет) говорим об объективности цвета. А вот в области мышления у нас нет таких приборов, которые независимо от нас могли бы регистрировать Одно в мире идей и выдавать нам на мониторе: «Одно». Тут уж каждый сам, как может.
А самое главное, в мире идей нет нормы, нет однозначного разделения на здоровое интеллектуальное зрение и мыслительные дальнозоркость, близорукость, дальтонизм. Мы, привыкшие к своему пространственному здоровью, к осознанию однозначности своего пространственно-цветового зрения, с легкостью переносим убежденность в своей непогрешимой объективности и на мышление, на свое интеллектуальное зрение. Если я мыслю/вижу Одно, значит, оно и есть Одно. Ну совсем как со столом: если мне кто-то говорит, что этот стол синий, когда я вижу его красным, значит, этот кто-то болен.
Однако вернемся к теме предмета философии. Конечно, можно сказать, что философы исследуют, изучают объективный мир идей. Ну, где-то так оно и есть. Если бы не одно «но»: у каждого из них свой «спектрограф», и сравнить калибровку этих приборов принципиально невозможно. Каждый утверждает, что его мыслительный аппарат показывает то, что есть «на самом деле», а приборы других врут. Хотя, вроде, после Канта мы уже должны понимать, что и обычные физические приборы – всякие спектрографы, осциллографы и прочие «графы» – не имеют никакого отношения к тому, что «на самом деле». Объективность их показаний основана только и исключительно на стандартизации и воспроизводимости. А поскольку такой стандартизации, однозначной калибровки аппаратов в области мышления нет, то и говорить о каком-то «на самом деле» в мире идей, о какой-то объективности познания в этой сфере просто бессмысленно. (Хотя нет – есть исключения, подтверждающие правило. Во времена расцвета диамата мы могли наблюдать массовое признание объективности философских идей. Как результат действия механизма калибровки умов, настраивания их на воспроизводство однозначных схем мышления.)
Итак, признавай существование объективного мира идей, не признавай – вывод один: для философского анализа нам даны лишь субъективные его отображения, только его частные несопоставимые картинки. Философу в качестве предмета мышления доступно лишь его мышление.